Неточные совпадения
— Ну,
смотри же, растирай комья-то, — сказал Левин, подходя к
лошади, — да
за Мишкой
смотри. А хороший будет всход, тебе по пятидесяти копеек
за десятину.
Засверкали глазенки у татарчонка, а Печорин будто не замечает; я заговорю о другом, а он,
смотришь, тотчас собьет разговор на
лошадь Казбича. Эта история продолжалась всякий раз, как приезжал Азамат. Недели три спустя стал я замечать, что Азамат бледнеет и сохнет, как бывает от любви в романах-с. Что
за диво?..
Хлопуша и Белобородов не сказали ни слова и мрачно
смотрели друг на друга. Я увидел необходимость переменить разговор, который мог кончиться для меня очень невыгодным образом, и, обратясь к Пугачеву, сказал ему с веселым видом: «Ах! я было и забыл благодарить тебя
за лошадь и
за тулуп. Без тебя я не добрался бы до города и замерз бы на дороге».
Раздался топот конских ног по дороге… Мужик показался из-за деревьев. Он гнал двух спутанных
лошадей перед собою и, проходя мимо Базарова,
посмотрел на него как-то странно, не ломая шапки, что, видимо, смутило Петра, как недоброе предзнаменование. «Вот этот тоже рано встал, — подумал Базаров, — да, по крайней мере,
за делом, а мы?»
К Самгину подошли двое: печник, коренастый, с каменным лицом, и черный человек, похожий на цыгана. Печник
смотрел таким тяжелым, отталкивающим взглядом, что Самгин невольно подался назад и встал
за бричку. Возница и черный человек, взяв
лошадей под уздцы, повели их куда-то в сторону, мужичонка подскочил к Самгину, подсучивая разорванный рукав рубахи, мотаясь, как волчок, который уже устал вертеться.
Кучер, благообразный, усатый старик, похожий на переодетого генерала, пошевелил вожжами, — крупные
лошади стали осторожно спускать коляску по размытой дождем дороге; у выезда из аллеи обогнали мужиков, — они шли гуськом друг
за другом, и никто из них не снял шапки, а солдат, приостановясь, развертывая кисет, проводил коляску сердитым взглядом исподлобья. Марина, прищурясь, покусывая губы, оглядывалась по сторонам, измеряя поля; правая бровь ее была поднята выше левой, казалось, что и глаза
смотрят различно.
Задумывается ребенок и все
смотрит вокруг: видит он, как Антип поехал
за водой, а по земле, рядом с ним, шел другой Антип, вдесятеро больше настоящего, и бочка казалась с дом величиной, а тень
лошади покрыла собой весь луг, тень шагнула только два раза по лугу и вдруг двинулась
за гору, а Антип еще и со двора не успел съехать.
Когда вы будете на мысе Доброй Надежды, я вам советую не хлопотать ни о
лошадях, ни об экипаже, если вздумаете
посмотреть колонию: просто отправляйтесь с маленьким чемоданчиком в Long-street в Капштате, в контору омнибусов; там справитесь, куда и когда отходят они, и
за четвертую часть того, что нам стоило, можете объехать вдвое больше.
По дороге от Паарля готтентот-мальчишка, ехавший на вновь вымененной в Паарле
лошади, беспрестанно исчезал дорогой в кустах и гонялся
за маленькими черепахами. Он поймал две: одну дал в наш карт, а другую ученой партии, но мы и свою сбыли туда же, потому что у нас
за ней никто не хотел
смотреть, а она ползала везде, карабкаясь вон из экипажа, и падала.
Первые содержат караул и
смотрят за благочинием; одного из них называют даже полицеймейстером; а вторые занимаются перевозкой пассажиров и клади, летом на
лошадях, а зимой на собаках.
А. Ф. Стрельцов из любопытства
посмотреть, как бегут его
лошади, попал на бега впервые и заинтересовался ими. Жизнь его, дотоле молчаливая, наполнилась спортивными разговорами. Он стал ездить каждый беговой день на своей лошадке. Для ухода
за лошадью дворник поставил своего родственника-мальчика, служившего при чьей-то беговой конюшне.
В другом месте скитники встретили еще более ужасную картину. На дороге сидели двое башкир и прямо выли от голодных колик. Страшно было
смотреть на их искаженные лица, на дикие глаза. Один погнался
за проезжавшими мимо пошевнями на четвереньках, как дикий зверь, — не было сил подняться на ноги. Старец Анфим струсил и погнал
лошадь. Михей Зотыч закрыл глаза и молился вслух.
— Отодвиньте ящик в правой тумбочке, там есть красный альбом, — предлагал Прейн, выделывая
за ширмой какие-то странные антраша на одной ноге, точно он садился на
лошадь. — Тут есть кое-что интересное из детской жизни, как говорит Летучий… А другой, синий альбом, собственно, память сердца. Впрочем, и его можете
смотреть, свои люди.
Прочие роты проваливались одна
за другой. Корпусный командир даже перестал волноваться и делать сбои характерные, хлесткие замечания и сидел на
лошади молчаливый, сгорбленный, со скучающим лицом. Пятнадцатую и шестнадцатую роты он и совсем не стал
смотреть, а только сказал с отвращением, устало махнув рукою...
— Я думаю, правда. Иногда действительно армяшки выдают себя
за черкесов и
за лезгин, но Бек вообще, кажется, не врет. Да вы
посмотрите, каков он на
лошади!
Ту же
лошадь, ввиду наступления рабочего времени, мужичок
за сорок рублей купит —
смотришь, рублей десять — пятнадцать барышка с каждой головы наберется.
— И богатые, — отвечает, — и озорные охотники; они свои большие косяки гоняют и хорошей, заветной
лошади друг другу в жизнь не уступят. Их все знают: этот брюхастый, что вся морда облуплена, это называется Бакшей Отучев, а худищий, что одни кости ходят, Чепкун Емгурчеев, — оба злые охотники, и ты только
смотри, что они
за потеху сделают.
Последние тяжелые сборы протянулись, как водится, далеко
за полдень: пока еще был привезен тарантас, потом приведены
лошади, и, наконец, сам Афонька Беспалый, в дубленом полушубке, перепачканном в овсяной пыли и дегтю, неторопливо заложил их и, облокотившись на запряг, стал флегматически
смотреть, как Терка, под надзором капитана, стал вытаскивать и укладывать вещи. Петр Михайлыч, воспользовавшись этим временем, позвал таинственным кивком головы Калиновича в кабинет.
Устинья Наумовна. А коли так, я и
смотреть на вас не хочу! Ни
за какие сокровища и водиться-то с вами не соглашусь! Кругом обегу тридцать верст, а мимо вас не пойду! Скорей зажмурюсь да на
лошадь наткнусь, чем стану глядеть на ваше логовище! Плюнуть захочется, и то в эту улицу не заверну! Лопнуть на десять частей, коли лгу! Провалиться в тартарары, коли меня здесь увидите!
— Крепче сиди, Наденька, — говорила она. —
Посмотрите, граф,
за ней, ради Христа! Ах! я боюсь, ей-богу, боюсь. Придерживайся
за ухо
лошади, Наденька: видишь, она точно бес — так и юлит.
— Ах, это Александр Федорыч! — первая сказала мать, опомнившись. Граф приветливо поклонился. Наденька проворно откинула вуаль от лица, обернулась и
посмотрела на него с испугом, открыв немного ротик, потом быстро отвернулась, стегнула
лошадь, та рванулась вперед и в два прыжка исчезла
за воротами;
за нею пустился граф.
Пред глазами плачущей старушки в широко распахнувшуюся калитку влез с непокрытою курчавою головою дьякон Ахилла. Он в коротком толстом казакине и широких шароварах, нагружен какими-то мешками и ведет
за собой пару
лошадей, из которых на каждой громоздится большой и тяжелый вьюк. Наталья Николаевна молча
смотрела, как Ахилла ввел на двор своих
лошадей, сбросив на землю вьюки, и, возвратившись к калитке, запер ее твердою хозяйскою рукой и положил ключ к себе в шаровары.
Но не только нельзя было и думать о том, чтобы видеть теперь Аминет, которая была тут же
за забором, отделявшим во внутреннем дворе помещение жен от мужского отделения (Шамиль был уверен, что даже теперь, пока он слезал с
лошади, Аминет с другими женами
смотрела в щель забора), но нельзя было не только пойти к ней, нельзя было просто лечь на пуховики отдохнуть от усталости.
Корявые берёзы, уже обрызганные жёлтым листом, ясно маячили в прозрачном воздухе осеннего утра, напоминая оплывшие свечи в церкви. По узким полоскам пашен, качая головами, тихо шагали маленькие
лошади; синие и красные мужики безмолвно ходили
за ними, наклонясь к земле, рыжей и сухой, а около дороги, в затоптанных канавах, бедно блестели жёлтые и лиловые цветы. Над пыльным дёрном неподвижно поднимались жёсткие бессмертники, — Кожемякин
смотрел на них и вспоминал отзвучавшие слова...
Поп звонко хохотал, вскидывая голову, как туго взнузданная
лошадь; длинные волосы падали ему на угреватые щёки, он откидывал их
за уши, тяжко отдувался и вдруг, прервав смех,
смотрел на людей, строго хмурясь, и громко говорил что-нибудь от писания. Вскоре он ушёл, покачиваясь, махая рукою во все стороны, сопровождаемый старым дьяконом, и тотчас же высокая старуха встала, поправляя на голове тёмный платок, и начала говорить громко и внушительно...
Степан Михайлыч обрадовался участию Софьи Николавны к конному его заводу, изъявленному ею, конечно, из одного желания угодить свекру, принял ее слова
за чистые деньги и повел ее
смотреть, как кормят езжалых
лошадей, и своих, и гостиных, которых иногда скоплялось немало.
— Вы приехали повеселиться,
посмотреть, как тут гуляют? — сказала хозяйка, причем ее сморщенное лицо извинялось
за беспокойство и шум города. — Мы теперь не выходим, нет. Теперь все не так. И карнавал плох. В мое время один Бреденер запрягал двенадцать
лошадей. Карльсон выпустил «Океанию»: замечательный павильон на колесах, и я была там главной Венерой. У Лакотта в саду фонтан бил вином… О, как мы танцевали!
Хорунжий взволновался и стал делать распоряжения, как казакам разделиться и с какой стороны подъезжать. Но казаки, видимо, не обращали никакого внимания на эти распоряжения, слушали только то, что говорил Лукашка, и
смотрели только на него. В лице и фигуре Луки выражалось спокойствие и торжественность. Он вел проездом своего кабардинца,
за которым не поспевали шагом другие
лошади, и щурясь всё вглядывался вперед.
Зотушка
посмотрел на широкую спину уходившего Михалка и, потянув
лошадь за осклизлый повод, опять зашлепал по двору своими босыми ногами. Сутулая, коренастая фигура Михалки направилась к дому и быстро исчезла в темных дверях сеней. Можно было расслышать, как он вытирал грязные ноги о рогожу, а затем грузно начал подниматься по ступенькам лестницы.
Раз в неделю его сестра — сухая, стройная и гордая — отправлялась
за город в маленькой коляске, сама правя белой
лошадью, и, медленно проезжая мимо работ, холодно
смотрела, как красное мясо кирпичей связывается сухожилиями железных балок, а желтое дерево ложится в тяжелую массу нервными нитями.
Сегодня он в бессонную ночь, возбужденный заревом факелов и жертвенным фимиамом, не уснул, как всегда, а вспомнил то, что он видел
за это время, он, олимпийский бог, покровитель искусств, у которого вместо девяти муз осталась четверка
лошадей и вместо лиры златострунной в руках — медные вожжи. На все он
смотрел только через головы и спины
лошадей, а что делалось кругом и внизу — не видал…
Лежнев дал ему отойти,
посмотрел вслед
за ним и, подумав немного, тоже поворотил назад свою
лошадь — и поехал обратно к Волынцеву, у которого провел ночь. Он застал его спящим, не велел будить его и, в ожидании чая, сел на балкон и закурил трубку.
Но все же, однако, я, милостивые государи, до сих пор хоть и плакал, но шел благоприлично
за госпожой; но тут, батушка, у крыльца господского, вдруг
смотрю, вижу, стоят три подводы,
лошади запряжены разгонные господские Марфы Андревны, а братцевы две лошаденки сзади прицеплены, и на телегах, вижу, весь багаж моих родителей и братца.
—
Лошади у крыльца, матушка, я только хотел вас вызвать… А этот разбойник… бог спас, матушка! — лепетал скороговоркою Борис, хватая
за руки меня и моего кузена и забирая по дороге все, что попало. Все врозь бросились в двери, вскочили в повозку и понеслись вскачь сколько было конской мoчи. Селиван, казалось, был жестоко переконфужен и
смотрел нам вслед. Он, очевидно, знал, что это не может пройти без последствий.
— Да извозчик-то: где же, скажи ты, пожалуй, зевает на
лошадь, а на пассажира и не
посмотрит. Мало ведь чуть не всю Гороховую я так проехала, да уж городовой, спасибо ему, остановил. «Что это, — говорит, —
за мерзость такая? Это не позволено, что ты показываешь?» Вот как я посветила наготой-то.
Кисельников. Эх, маменька! А я-то что! Я лучше-то и не стою. Знаете, маменька, загоняют почтовую
лошадь, плетется она нога
за ногу, повеся голову, ни на что не
смотрит, только бы ей дотащиться кой-как до станции: вот и я таков стал.
—
Смотрите хорошо
за лошадьми!
Лошади молодые и пугливые, особенно правая. Не выпускайте из рук вожжей! Если будет гармидер (шум), держите крепче!.. Стрелять умеете?.. Цирельман глядел на две яркие, колючие точки в глазах Файбиша и не мог от них оторваться, точно из них исходила какая-то сковывающая власть. Он слышал слова балагулы и держал их в памяти, но не понимал их смысла.
— А теперь вот и
за одну
лошадь,
смотрите, останется ли? Вспомните мое слово: станут нам дальше и четвертую
лошадь припрягать. Такой подлец народ стал, такой подлец — и сказать вам не могу. Этто чтобы служащему человеку сколько-нибудь уважить — никогда!
— Помилуйте, дядюшка, — возражает он мне, — да вы рассудите:
лошади все кровные, одна другой вершком ни выше, ни ниже, масть в масть; а как съезжены, вы
посмотрели бы! Мне вчера только привели их, сегодня я заложил и поехал. Поверьте мне, говорит, дядюшка, я кавалерист и в
лошадях знаток; стоит мне только эту четверку в Москву свести, я
за нее меньше четырех тысяч серебром не возьму.
— Стой! — Затопало копытами по дороге. Остановились, слушают. Потопало, как
лошадь, и остановилось. Тронулись они — опять затопало. Они остановятся — и оно остановится. Подполз Жилин,
смотрит на свет по дороге — стоит что-то.
Лошадь не
лошадь, и на
лошади что-то чудное, на человека не похоже. Фыркнуло — слышит. «Что
за чудо!» Свистнул Жилин потихоньку, — как шаркнет с дороги в лес и затрещало по лесу, точно буря летит, сучья ломает.
Я вспомнил про Пимена и послушал дядьки. Я слез с
лошади, и, когда я
посмотрел, как она носила потными боками, тяжело дышала ноздрями и помахивала облезшим хвостиком, я понял, что
лошади трудно было. А то я думал, что ей было так же весело, как мне. Мне так жалко стало Воронка, что я стал целовать его в потную шею и просить у него прощенья
за то, что я его бил.
Едет дорогой исправник и
смотрит, что
за кибитка такая без
лошадей посреди поля стоит?
— Антон Пантелеич! извольте послать
за ямскими
лошадьми и собирайтесь с нами
смотреть дачу.
Ездовые ударили по
лошадям, и парк врезался в обозы. Свистели кнуты, зарядные ящики один
за другим вкатывались на мост. Подполковник, бледный от гнева, молча
смотрел вслед.
Китайцы загалдели, стали через нашего проводника-переводчика высчитывать, сколько у них солдаты пожгли дров и каолиновой соломы, сколько взяли для
лошадей чумизы. Наш хозяин ничего не говорил. Он только держал в руках пятирублевку и грустно, как будто стыдясь
за Давыдова,
смотрел на него.
— Коли
лошадь моя, я
за ней вот как
смотрю! Сам не доем, а уж она у меня сытая будет всегда. А в колхозе видал, какие
лошади? Со стороны поглядеть, и то плакать хочется: одры! Гонять
лошадей все мастера, а кормить никто не хочет.
Двое из них остались у проруби и с беспокойным любопытством
смотрели на ее гладкую поверхность,
за минуту поглотившую человеческую жизнь, а третий, оставив свою
лошадь под присмотром товарищей, побежал в ближайшую на берегу полицейскую будку, известить начальство.
Кучер, в треугольной шляпе, нахлобученной боком на глаза, в кафтане, которого голубой цвет
за пылью не можно бы различить, если бы пучок его, при толчках экипажа, не обметал плеч и спины, то
посматривал с жалостью на свою одежду, то с досадою сгонял бичом оводов, немилосердно кусавших
лошадей, то, останавливая на время утомленных животных, утирал пот с лица.
Смотри, пятенщик мой, [Пятенщик, ставивший клеймо на
лошадях и сбиравший
за то пошлину в казну или на монастыри, которым эта пошлина предоставлялась грамотою.] — прибавил Мамон, грозя кулаком в ту сторону, где стоял дом воеводы Образца, — глубоко выжег ты пятно на груди моей!
— Куда девалась моя
лошадь? — вопил в бешенстве цейгмейстер, немилосердно тормоша своего пленника. — Почему не
смотрел ты
за нею? Говори, или ты отжил свой век — ложись живой в землю!